Достаточно убедительно подобраны доказательства того, что и эта вещь принадлежит гению!!

В детстве это была одна из самых любимых книг. О возможном авторстве Пушкина никогда не слышал, поэтому искренне удивился, прочитав об этом. Спасибо за интересную статью!

ваще бред не о чем, многие слова друг другу в тексте тут противоречат

Пускай этот Козаровецкий (он ведь автор статьи и исследования?) издаёт свой вариант Горбунка, как ему кажется лучше звучащий. Это, думаю, реально. Но вот зачем он добивается, чтобы это признали официально пушкинисты? Он путает возможность улучшить звучание сказки и необходимость официального утверждения улучшенного варианта. Можно подумать, что он хочет лично прославиться. Хотя возможно он хочет, чтобы в истории стал другой вариант, и будущие поколения издавали сказку в, по его мнению, правильном виде.
Но по-моему главное сделать этот улучшенный вариант, а потом уже кричать чтоб это признали. Как истинно пушкинское. Если надо.

Спасибо за интересную статью)

Владимиру Козаровецкому я могу сказать следующее
Уважаемый Владимир Абович! Немедленно прекратите самоуправство в отношении изданий «Конька-горбунка»! Вы, как председатель комиссии по литературному наследию пушкиниста А.А.Лациса, после смерти последнего (а это - 1999г.) умудрились довольно дерзко несколько раз издать известную сказку П.П.Ершова «Конёк-горбунок» под именем Пушкина, хотя официального признания в кругу научного сообщества версия Лациса о принадлежности этой сказки Пушкину так и не получила.
До этого же, ещё в 1997 году, Александр Лацис и сам проявил неуважение к читателям, убедив издателей напечатать «Конька» (см. П.Ершов «Конёк-горбунок», М., «Совпадение», «Сампо», 1997, далее: Сампо) в его первой, т.е. сокращённой, редакции, которая, по его версии, якобы принадлежала Пушкину. Версию об этом он сначала озвучил в газете «Автограф (№12, 1996, статья «Верните лошадь!»), а затем в вышеуказанной книге. Фамилию Ершова, как автора сказки, издатели тронуть не решились. Но уже и тогда получилось безобразие, поскольку ни в начале, ни в конце книги не было указано о том, что данное издание сокращённое. Из-за этого простой покупатель и не сразу мог понять, что с детства знакомую сказку ему, оказывается, подсовывают в весьма урезанном виде, т.е. без 211 строк и без 525 правок в остальных стихах!
Вы же вместо того, чтобы развивать исследования Лациса по «Коньку» вглубь, стали пересказывать в своих статьях то, что ранее уже было им добыто, да издавать «Конька» без имени Ершова.
В 2012 году в своей статье «Мистификация как особый жанр» (Электронный журнал Арт-Факт №1 (15), 2012) вы оправдали это так: «… предлагаю подойти к этому вопросу с точки зрения правовой: ведь не всегда в распоряжении следствия имеются прямые улики – суд может принять решение и по косвенным доказательствам. Я бы вот только «дежурных» пушкинистов в состав жюри не вводил, зная их ревниво-пристрастную необъективность».
Отлично! Я, например, следователь, никакого образования кроме юридического не имею, а потому к «дежурным», т.е. профессиональным, пушкинистам не отношусь. А потому и без всякой «ревниво-пристрастной необъективности» берусь оценить т.н. «косвенные доказательства» с «точки зрения правовой». И без всякого жюри или суда. Да и о каком суде может идти речь, если у нас действует презумция невиновности, любое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, а ваши «косвенные доказательства» легко пощипать. Как? А вот так:
1. Ваши слова из статьи «Литературная мистификация как особый жанр»: «издательство А.Ф.Смирдина, выпустившее через 4 месяца после публикации первой части «Горбунка» отдельное издание сказки» - не соответствуют действительности, поскольку первая часть «Конька» была напечатана в апреле 1834 года, а отдельное издание – в октябре 1834г., т.е. почти через полгода. Именно в октябре «Северная пчела» дала объявление о первом выходе отдельного издания «Конька».
2. «Плетнёв вместо лекции читает опубликованную часть и представляет студентам «автора». Ответ: это выдумка, лишённая логики, - ну, зачем же преподавателю Плетнёву представлять автора, если имя этого автора уже напечатано, а потому вполне могло быть известным? Да и никаких сведений о том, что Плетнёв читал своим студентам «Конька» в апреле 1834г. и позже, нет. Чтение же студентам рукописи первой части сказки имело место в начале этого года.
3. «В бумагах Смирдина сохранился пушкинский автограф – заглавие сказки без упоминания автора и первые четыре строки, записанные его рукой». Ответ: никакого «пушкинского автографа» и «первых четырёх строк» сказки у Смирдина не сохранилось! Ведь если бы это было так, то об авторстве этих первых строчек учёные и не спорили бы последние сто лет! А найдена Артуром Толстяковым была лишь запись Смирдина в его описи о том, что у него, т.е. у Смирдина, когда-то хранился некий автограф Пушкина, касающийся «Конька».
4. «Ничего нет, кроме упоминания Анненковым о пушкинском автографе в бумагах Смирдина». Ответ: никогда Анненков этого не говорил, а в своей книге привёл лишь устное свидетельство Смирдина о принадлежности первых четырёх строк «Конька» Пушкину. Из-за чего, повторю, и идёт спор вот уже сто лет.
5. «Почти вся правка Ершова текст ухудшает…» Ответ: опять ложь, для опровержения которой представляю следующую сопоставительную таблицу улучшенных после правок рифм:

№
п. п. Было Cтало
1 «пустой-домой», «сумой-домой» (ст.15-16)
2 «Данило-Гавриле» «Данило-посбило» (ст.265-266)
3 «душа-гроша» «разбей-рублей» (ст.295-296)
4 «пирушку-свиньюшку» «пирушку-зверушку» (ст.313-314)
5 «тайком-потом» «тайком-тишком» (ст.327-328)
6 «наступает-налетают» «наступают-налетают» (ст.1143-1144)
7 «ключом-мешком» «стол-пошёл» (ст.1209-1210)
8 «смехом-потеху» «смеху-потеху» (ст.1219-1220)
9 «Ванюша-душу» «Ванюшу-душу» (ст.1223-1224)
10 «лиходеи-шею» «лиходею-шею» (ст.1355-1356)
11 «приезжают-выбегает» «достигает-выбегает» (ст.1523-1524)
12 «идти-подожди» «идти-пути» (ст.1581-1582)
13 «потом-поклон» «притом-чём» (ст.1621-1622),
14 «повеленье-прощенья» «прегрешенья-мученья» (ст.1713-1714)
15 «погодка-коротко» «далёко-высоко» (ст.1729-1730)
16 «воротам-сторонам» «ворот-свод» (ст.1767-1768)
17 «голубые-золотые» «завитые-золотые» (ст.1769-1770)
18 «мученье-веленья» «мученья-веленья» (ст.1949-1950)
19 «преступленье-прощенья» «преступленье-прощенье» (ст.2109-2110)
20 «ругать-стучать» «ругать-пугать» (ст.204-205)
21 «злато-палату» «шапку-бабку» (ст.173-174)
22 «Ванюша-души» «Иваша-наше» (ст.389-390)
23 «судили-решили» «вершили-решили» (ст.401-402)
24 «говорит-быть» «говорит-горит» (ст.451-452)
25 «отворяют-выезжает» «наступает-выезжает» (ст.509-510)
26 «завитой-трубой» «завитой-золотой» (ст.595-596)
27 «утерпеть-поглядеть» «усидеть-поглядеть» (ст.599-600)
28 «лиходеи-шею» «лиходею-шею» (ст.1027-1028)
29 «пожива-красивы» «поживы-красивы» (ст.1155-1156),
30 «поларшина-средину» «надсады-засады» (ст.1163-1164)
31 «девица-царицей» «девица-царица» (ст.1531-1532)
32 «были-испросили» «прошенье-прощенье» (ст.1917-1918)
33 «слову-никакого» «снова-никакого» (ст.2245-2246)
34 «потрясает-выезжает» «встрепенулся-встряхнулся»(ст.373-374)
35 «отвечать-скрывать» «молчать-отвечать» (ст.949-950)

Отдельно отмечу из вышеперечисленных рифмующихся слов два: «встрепенулся-встряхнулся». Ведь, кажется, было и так неплохо – «потрясает-выезжает», где была рифма на целых три звука («ает»), но нет, - после правки рифмовка стала уже на пять звуков («нулся») да плюс прибавилось четыре перекликающихся звука («встр») в начале рифмующихся слов! Правка прекрасна! Некоторые же плохие рифмы типа «забудь-подрастут» (ст.175-176) при правках были вовсе убраны. Как и не очень внятный стих «Эх! немножко не забыл» (ст.1700).
И вот теперь отчётливо видно, какой вред в отношении улучшенных рифм нанёс читателям при издании «Конька» отказавшийся от его правок Лацис. А затем – и вы, Козаровецкий!
Хотя с другой стороны, а когда же вам, Владимир Абович, заниматься «Коньком», если вы постоянно отвлекаетесь на разные весьма сомнительные версии типа «Пушкин – цыган» или «Троцкий - потомок Пушкина»! Не надо лепить мёртвого к стенке, т.е. Троцкого к Пушкину. Прав Лазарь Фрейдгейм, критикующий вас за Троцкого в своей статье «А был ли мальчик?». Да и разве ж можно опираться на слова Троцкого, что он не еврей, сказанные им евреям, от которых он, прекрасно зная их назойливость, судя по всему, под любым предлогом хотел отделаться? А то, что ж получается: евреям он сказал, что не еврей, а вот русским, когда его хотели назначить главой правительства, сказал, что именно из-за того, что он еврей, ему всё же лучше отказаться от столь высокой должности! Очень мудрое решение! И вряд ли Троцкий, если бы он был русским (да ещё и потомком Пушкина!), не использовал это обстоятельство и отказался бы от возможности подняться на более высокую ступень власти.
Вы слепо верите Лацису, о чём и говорят ваши следующие слова: «догадки так и оставались всего лишь подозрениями – до тех пор, пока пушкинист Александр Лацис не проделал основополагающую и аналитическую работу и не оформил своё исследование в убедительную статью под названием «Верните лошадь!» Однако я смотрю глазами следователя и ничего такого уж «основополагающего и аналитического» не вижу. А вижу лишь, что Лацису, конечно же, была нужна конструктивная критика, которую, к сожалению, он при жизни так и не получил. И я, если бы мог, задал бы ему, например, такой вопрос: а почему вы, уважаемый Лацис, в репродукции к своей статье «Верните лошадь!» поместили только ту часть рисунка Пушкина, где обозначены головы лишь тех трёх коней, которые находятся в непосредственной близости к взнузданной лошади, а четвёртую от ваших читателей скрыли?
И ведь действительно, изучаться должны изображения всех лошадей, которые Пушкин разместил на одной странице. А там-то кроме голов двух больших коней и головы сравнительного маленького конька, расположенных рядом с головой взнузданной лошади, в левом верхнем углу Пушкин нарисовал ещё одну лошадиную голову! Но понятно, что она-то в версию Лациса не вписывалась, а потому он и сделал вид, что её будто бы и «не заметил». Ну, и не напечатал. В науке это называется «натяжкой»! И любой «дежурный» пушкинист будет тыкать пальцем в эту пятую лошадиную морду и говорить вам: «Ну, а это-то здесь к чему?»
А теперь обратим к доводам Лациса ту «самодовлеющую силу логики» (его слова, «Сампо», стр.226), на которую возлагал надежду он сам. Вот, например, что он пишет о некоторых правках «Конька»: «Сравним строки, извлеченные из первого издания. И тот же фрагмент, как он печатается ныне. Читатели угадают без труда – где пушкинский текст, а где «исправление».

Мужички такой печали Мужички такой печали
От рожденья не видали, Отродяся не видали;
Стали думать да гадать - Стали думать да гадать -
Как бы вора им поймать, Как бы вора соглядать
И решили всенародно: Наконец себе смекнули,
С ночи той поочередно Чтоб стоять на карауле,
Полосу свою беречь, Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь. Злого вора подстеречь.
(«Сампо», стр.202)
И что же? А ничего! Читатели ничего не угадывают…
От себя же могу лишь отметить, что рифма «гадать-соглядать» лучше рифмы «гадать-поймать», поскольку в ней созвучны сразу четыре звука в конце, а не три, как было ранее, да ещё и прибавилось созвучие на звук «г» в начале обоих слов.
Далее Лацис пишет: «Смею полагать, что немалое число читателей, не особенно вникая в цепочки догадок, что называется, нутром чувствуют: сказка – пушкинская». («Сампо», стр.208) Ну и что? А почему бы им это и не чувствовать, если ещё в 1938 году весьма чтимый Лацисом ершовед М.К.Азадовский уже объяснил, что «Конёк» - это «литературный отклик» на сказки Пушкина: «Таким откликом явился поэтический опыт молодого студента-сибиряка… Потому-то так радостно приветствовал Ершова Пушкин. Он приветствовал Ершова как своего ученика и последователя» (М.К.Азадовский «Литература и фольклор», Гослитиздат, «Художественная литература», Л., 1938., стр.121), а позднее назвал (или обозвал?) Ершова ещё и подражателем, указав при этом, что «из всех подражателей Пушкина в этом роде творчества Ершов, несомненно, ближе всех к нему». (П.П. Ершов «Конек-горбунок. Стихотворения», БП, «Малая серия», Л., 1961, стр.19)
Лацис ссылается на зарубежного критика Сергея Лесного, осмелившегося сказать, что «новейшие издания текстуально значительно хуже более старых». («Сампо», стр.208) Мой же вопрос на это абсолютно голословное обвинение: «А конкретно? Чем же конкретно хуже?» Слова, слова, слова… И вкусовщина!
Далее Лацис пишет: «В 1934 году успел свободно высказать свое мнение М.К.Азадовский. «Редакция 1856 года вышла из-под пера директора провинциальной гимназии. …сказка переработана теперь в духе официальной народности… Всеми своими переделками и поправками Ершов всё же не в силах был вытравить её бодрый и жизнерадостный дух». («Сампо», стр.209) Ну, что тут сказать? Если честно, то лучше бы Азадовский такую чушь о «директоре» и «духе официальной народности» «свободно не высказывал», а Лацис бы её так же свободно, хоть и спустя много лет, не повторял!
Когда же Лацис, критикуя ершоведов за их предпочтение четвёртого и пятого изданий сказки, спрашивает: «Почему нынешние дозорные, караульные и градоначальники не расположены внимать самоочевидным истинам?», то я, не относящийся ни к кому из им перечисленных, уверенно могу ответить за них: «А потому, что излагаемые вами «истины» далеко не самоочевидны, а порой никакие даже и не истины, а лишь заблуждения, навеянные всё тем же ершоведом Азадовским».
Читать же о претензиях Лациса порой просто смешно: «У Пушкина конёк разговаривает по-человечьи. Ну, а в четвёртом издании подсыпано реализма: вместо «Тут конёк его прервал» читаем «Тут конек ему заржал». («Сампо», стр.203) Отвечаю, - ну, конечно же, заржал, а не захрюкал! Ведь он конёк всё-таки! Но вот только после слова «заржал» (внимание!) поставлена точка, которой, как всем известно, заканчиваются предложения, которые, в свою очередь, что тоже всем известно, представляют собой законченную мысль. Ржал-то, выходит, конёк в одном предложении, а говорил по-человечьи в другом, хотя и рядом стоящем. Два действия («заржал» и «сказал») разнесены. И при этом первоначальная нетактичность слуги-конька к своему хозяину («прервал»!) при правках убрана, а отдельно выделенное ржание стало выглядеть деликатно-предупредительным, наподобие того покашливания, когда один человек хочет привлечь к себе внимание другого прежде чем с ним заговорить. Вот и всё!
Хотя следуя в этом же направлении, нельзя не отметить, что другим неуместным для конька словом было и слово «запрещал» (стих 1046), обращённое им к Ивану, которое при правках было заменено на более мягкое «сказал». И здесь должно быть понятно, что слуга не может ничего запрещать своему хозяину. Тем более такой, который с рождения им был воспитан и выкормлен.
Для того же, чтобы окончательно понять замысел автора и то, что подобные правки отнюдь не случайны, нужно одновременно посмотреть и на правку стиха 1477, в котором сделано то же самое, т.е. вместо неуважительных, и даже оскорбительных, слов конька в адрес своего хозяина Ивана «О, дурак ты записной» вставлено «Спи, любезный, до звезды!» Разница между словами «дурак записной» и «любезный» видна, я думаю, и без всякой «самодовлеющей силы логики».
Однако если уж речь зашла об убранном слове «дурак», то тут как раз время привести слова Лациса всё из той же его статьи «Верните лошадь!»: «Одно заветное желание Ершов уловил и исполнил. По меньшей мере раз двадцать исключил то слово, от которого во все времена мрачнели начальствующие лица. Начиная с четвертого издания Ершов принялся заменять озорное и для разумных людей вовсе не обидное слово «дурак». Это расчистка – не стилистическая. Она проделана по случаю изменения замысла. Самостоятельно, или уступая требованиям цензуры, Ершов принял решение: как можно реже допускать, чтоб Ивана именовал дураком сам Иван, или кто-либо из других положительных персонажей. Носители злого начала – только они могут постоянно проезжаться на счет Ивана. «Вновь исправленное» слово «дурак» отогнано на задворки. Не этим ли подвигом П.П.Ершов заслужил режим наибольшего благоприятствования?» («Сампо», стр.209)
Отвечаю: ну, о какой цензуре можно говорить, если к моменту 4-го издания «Конька» Николай I уже умер и наступила «оттепель», в результате которой значительно облегчилась цензура, в состав которой сумели проникнуть в качестве новых цензоров даже и друзья Пушкина (например, П.А. Вяземский, который в 1855 году после смерти Николая I, вернувшись в Россию, уже 24 июля был назначен исправляющим должность товарища министра народного просвещения, затем управлял всем министерством, а с 3 декабря 1856 года возглавлял Главное управление цензуры). Время т.н. «цензурного террора», которое было при Николае I, кончилось, что сразу же было использовано для издания дополненного и исправленного «Конька»!
Отнюдь не «раз двадцать», как говорит Лацис, а всего лишь 15 раз убрано из «Конька» слово «дурак», причем вполне уместно и логично: как в уже приводимом примере со стихом 1480, так и в стихе 154, когда вместо слов кобылицы «Ну, дурак, - ему сказала» стало «Ну, Иван, - ему сказала», что логически более оправданно, т.к. подчеркивает уважительное отношение побежденной кобылицы к своему победителю. В противном же случае выходит, что справиться с необычной сказочной кобылицей вполне может и любой дурак. А это, конечно же, не так.
На утверждение Лациса, что слово «дурак» «для разумных людей вовсе не обидное», могу ответить, – да, это так! Но, правда, с одним условием - пока их самих, этих «разумных», таким словом не обзовут!
Реже называть себя дураком Иван после правок, как утверждает Лацис, не стал. Как было это слово в одном месте, т.е. в стихе №200, - «Это я, Иван-дурак!», так там и осталось.
Весьма существенной ошибкой Лациса является и то, что он в целом не разобрался в сути образа Иванушки-дурачка как в русском фольклоре (понятно, он – не фольклорист), так и в «Коньке», и поэтому не понял, что сокращение при правках слова «дурак» в значительной степени связано с тем, что фактически-то Иван не дурак, а шут, т.е. человек, прикидывающийся дураком. Об этом хорошо пишет И.П.Лупанова: «Национально-сказочную его специфику первым вскрыл автор немецкого исследования, посвященного сказке, А. Lowis of Menar. Он отметил, что в отличие от «глупого Ганса» немецкого фольклора, который «действительно глуп», русский Иван-дурак лишь «притворяется глупым», надев маску дурака». В самом деле, «глупость» Ивана не есть качество, действительно ему свойственное, - она приписывается ему враждебными персонажами». (П.П.Ершов «Конек-горбунок». Стихотворения.», Л., БП, «Советский писатель», 1976, стр.13)
А.Л.Менар писал об Иванушке-дурачке ещё в 1913 году и его слова в полной мере относятся и к Ивану из «Конька»! Но, к сожалению, Александр Лацис не понял этого даже в 1997 году, когда сказка была им издана без правок слова «дурак» (да и вообще без всяких правок!) с рисунками такого же непонятливого художника Евгения Соколова, изобразившего Ивана откровенным дебилом! И это притом, что иллюстрировал-то Соколов, судя по стихам на его картинках, «Конька» уже правленого, т.е. когда даже антипод Ивана, - царь, до правок называвший его «уродом» (ст.866 до правок), так называть его перестал, а в стихе №826 после правок даже появились такие слова об Иване «Ражий парень, хоть куды!» Поэтому и к первоначальным словам в «Коньке» «Но дурак и сам не прост» (стих151) надо относиться с достаточным пониманием.
Некоторое логическое противоречие в первом издании «Конька» имели и слова Месяца о том, что именно он, Месяц, «снимет невзгоду» с кита, если тот даст свободу проглоченным кораблям, поскольку было непонятно - откуда же у Месяца власть снимать с других «невзгоду» и какое отношение он имеет к киту: тот-то его вроде бы ничем и не обижал, да и корабли Месяцу не принадлежали. Китом была нарушена божья воля («без божьего веления») и поэтому изначально прощать его должен был именно бог, а не какой-нибудь посредник. Именно это противоречие и было устранено при правках «Конька», когда благодать божья была распространена уже не только на снятие невзгоды, но и на большее: «Если даст он им свободу, Снимет бог с него невзгоду, Вмиг все раны заживит, Долгим веком наградит» (ст.1885-1888). Тут бог как бы взял на себя еще и функцию врачевателя. На всякий случай обратим на это внимание, как и на то, что освобождение из чрева кита - это своего рода чудо, известное из Библии по случаю с Ионой. Да и в том же «Коньке» есть такой знаменательный стих, как «Чудо бог один творит» (ст.2303).
Логическим противоречием до правок было и утверждение о том, что Иван спас 30 кораблей «по милости своей» (ст.703), поскольку спасение кораблей было не столько милостью, сколько необходимостью оказать услугу киту и тем самым подвигнуть его на взаимность, т.е. – на поиск перстня Царь-девицы. Принцип: «ты мне - я тебе».
Нелогично было до правок и то, что Иван после того, как «прибрался», чтобы идти к царю, надел армяк, опояску, «приумылся, причесался» и привесил к себе кнут, почему-то так и не заметил исчезновение своей шапки, в которой он хранил перо Жар-птицы. При правках это было устранено тем, что спальник не стал воровать шапку с пером, а взял из неё лишь одно перо. После этого кража стала выглядеть более изощренной, т.е. по тому типу краж, когда, например, ценность не похищается вместе с предметом, в котором она лежит, а аккуратно изымается из места своего хранения (в данном случае, из шапки), после чего потерпевший далеко не сразу может обнаружить, что его обокрали. После же правок вполне закономерно шапка осталась у Ивана (ст.975 «Шапку выронил с испуга»).
Правкой стиха №379, когда вместо «И чрез несколько часов» стало «И в два мига, коль не в миг», было устранено логическое противоречие между этим стихом и стихом №1667 («Верст сто тысяч отмахал»), после чего скорость конька стала более соответствующей. Тем более что за пять часов той скорости, которую, например, имел конёк в стихе №1667, можно было бы несколько раз обогнуть земной шар, а не то, чтобы догнать братьев на полпути к столице, которая «была недалече от села» (ст.11-12).
Не совсем понятно было в первых изданиях и то, почему сам конёк был назван «бедняжкой» (ст.339), когда тут же через строчку указывалось, что он «Хлопал с радости ушами» (ст.341), да при этом ещё и никаких особых причин называть его так на протяжении всей сказки не было. Не было никаких переживаний ни автора, ни его героев, в т.ч. и самого конька, по поводу его физического уродства. Поэтому вполне логично, что слово «бедняжка» при правках было убрано.
Непонятны в первых изданиях «Конька» были и слова совершенно сухого Данилы «под дождем я весь промок с головы до самых ног». Эта несуразность при правках была устранена тем, что Данила стал стучаться в двери избы, предварительно «облив себя водой».
После правок был улучшен в смысловом отношении и стих №2028, когда «Мог исполнить твой приказ» было заменено на правильное (т.е. со словом «бы») «Совершил бы твой приказ».
Нелогичными были в первой редакции и слова конька «Да лишь раз на берег сходит» (ст. 1415), поскольку тот же конёк чуть позже скажет Ивану о втором появлении Царь-девицы, т.е. о том, что завтра «приплывёт опять девица» (ст.1491). А также - его слова: «То перо, Иван, Жар-птицы Из чертогов Царь-девицы (ст.№477-478), поскольку в этих чертогах никаких Жар-птиц не было, а были лишь «птицы райские», отличающиеся от Жар-птиц, которые кричат (и это прекрасно показано в сцене их ловли Иваном), тем, что некоторые их виды ещё и поют. Все эти нелогичные по смыслу строки и были убраны при правках.
Пытаясь угодить одновременно и простым читателям, и исследователям (т.е. «и рыбку съесть, и Ершову на голову сесть»), Лацис вместо репринтного издания «Конька» 1834 года, из которого можно было бы увидеть точный текст и отмести последующие разночтения, предпочёл представить текст в современном виде, не обойдясь при этом без новых опечаток и разночтений. Рассмотрим их:
1. «Целу ноченьку… (стих 52 «Сампо»), но такого варианта первого издания в книге: П.П.Ершов «Конек-горбунок». Стихотворения», Л., БП, «Советский писатель», 1976, далее: БП, нет, а есть лишь: «Всю я ноченьку…».
2. «Да краюшку убирает» (ст.122 «Сампо»), тоже самое, т.к. в БП есть лишь «уплетает».
3. «И садится на хребет» (ст.139 «Сампо») в БП тоже нет, а есть: «И прыгнул к ней не хребет».
4. «Тот затылок почесал» (ст.407 «Сампо»), а в БП: «Тут затылок почесал».
5. «Без свечки, без фонаря» (ст.745 «Сампо»), явная опечатка, т.к. нарушен размер стиха, а в БП (стр.278) правильно: «Без свечи, без фонаря».
6. «Шубку красную скидает» (ст.748 «Сампо»), тоже опечатка, т.к. следом идёт стих «И из шапки той берёт» (ст.750), а в БП правильно: «Шапку красную скидает». (Две опечатки только на одной странице!).
7. «Это время уж приходит, …» (ст.1264 «Сампо»), где в конце стоит запятая, а не точка, которая обозначена в варианте БП. В результате коньку присваиваются слова, которые он не говорил. Правильный вариант – в БП.
8. «И давай дыру вертеть» (ст.1297 «Сампо»), а в БП не «дыру», а «диру».
9. «И среди светлого дня» (ст.1385 «Сампо»), но это не вариант 1-го или 2-го изданий, а вариант третьего! В БП вариант 1-2 изданий: «И среди святого дня».
10. Между стихами №1494 и №1495 в присказке к 3-й части имеется непонятный разрыв, которого нет в БП и аналогии которому нет в присказке ко 2-й части «Конька». По всей видимости это очередная опечатка.
11. «А не то меня, отец,…» (ст.1664 «Сампо»), а в БП без выделения слова «отец» запятыми, что более правильно, поскольку тут нет обращения к Месяцу, который и так уже «мать». Слово «отец» тут относится к царю.
12. «Сом (исправником он звался)..». (ст.1853 «Сампо»), но в БП нет такого варианта, а в конечном варианте: «Сом (советником он звался)». Предполагаю ошибку в виде пропуска в БП.
13. «Дело выполнил исправно» (ст.2006 «Сампо»), а в БП «Долг свой выполнил исправно» (стр.288).
14. «И велю тебя терзать» (ст.2163 «Сампо»), а согласно БП (стр.290) в 1-м издании должно быть «Прикажу тебя терзать»!
Ну, и как же исследователю проверить разночтения, если нет репринтного издания, а Лацис и вы, Козаровецкий, подсовываете первую редакцию «Конька» на современном языке, да ещё и с опечатками?!
И.В.Сталина до сих пор обвиняют, что он из-за каких-то политических причин не разрешил в Большом академическом собрании сочинений Пушкина (ПСС в 16т.) печатать комментарии. Но посмотрев на это, я уверенно говорю, что Сталин руководствовался отнюдь не политикой, а элементарным здравым смыслом, поскольку уровень тогдашней пушкинистики был настолько низок, что захламлять ПСС Пушкина комментариями учёных, которые «Пиковую даму» называют таинственной, а «Медного всадника» загадочным, да ещё и не могут разобраться с другими его произведениями, просто глупо. И ваша беда, Владимир Абович, в том, что вы, не имея достаточных знаний, пытаетесь не просто что-то комментировать, а самым непрофессиональным образом лезете кромсать текст «Конька». И это мне весьма напоминает эпизод из сказки П.Ершова об Иване-трапезнике. Вот он в сокращении:
«Прохожий сказал: «сам я не берусь лечить ребёнка»... Иван решился. – «Пойдём. Я так уверен в твоём лечении, что готов не только вспороть ребёнку живот, но и отрубить ему руки и ноги, а, пожалуй, и голову, коли это будет нужно»… Прохожий подал Ивану острый ножик и сказал: «Начинай же». Иван, в уверенности на знание прохожего, а может быть отуманенный наградой, взял ножик и воткнул в живот малютке…, разрезал живот, но при виде крови, полившейся ручьём, он задрожал и кинулся от кровати. Малютка перестал дышать. «Что же ты?» – спросил прохожий… «Соблазнил меня дьявол», - завопил Иван. – погубил я невинную душу». «Выходит, что так».
Я должен признаться, что тексты всех редакций «Конька» (в т.ч. и рекламируемой вами первой), мне, как читателю, не совсем нравятся. Но для того, чтобы выдать для широкой публики (а там и наши внуки!) добротный читабельный вариант, реальным я вижу только один путь – контаминация всех этих редакций в одну! Но, конечно же, предварительно научно обосновав объединение не только каждой строки, но и каждого слова. Это трудно, но всё же возможно.
Вполне понимаю и ваше недовольство «дежурными», т.е. профессиональными, пушкинистами. Их бездействие даже в вопросах чисто организационных раздражает.
Что, например, относительно недавно случилось с найденным на Западе автографом чернового листа «Сказки о мёртвой царевне»? Предприняли ли сотрудники Пушкинского Дома, где хранятся пушкинские рукописи, достаточные шаги по его приобретению? Нет, упустили! И он был анонимно куплен на аукционе неким западным «коллекционером», постаравшимся скрыть ото всех не только своё имя, но и конкретное содержание пушкинского автографа!
Ну, поднимите же шум, вытребуйте пусть не сам автограф, но хотя бы его содержание. Да и за деньгами-то для аукциона можно было обратиться к нашим олигархам, скупающим на том же Западе то футбольные клубы, то яйца Фаберже, но не дающим на Пушкина ни копейки! А то и в набат ударить бы для сбора денег среди народа. Ради Пушкина, я думаю, русские не пожалели бы деньжат! Это наш национальный поэт и каждое его слово должно быть доступно российским исследователям.
Когда же Лацис пишет, что «немало странного, косноязычного и чуждого грамоте вписано в позднейшие издания» («Сампо», стр.203), то он прав лишь в отношении того «странного», которого, к сожалению, в правках «Конька» он так и не выявил, а потому и судить об этом в полной мере никак не мог.
Как и вы, Владимир Абович!
P. S.: однако, я надеюсь, что вы, Владимир Абович, со временем многое поймёте и извинитесь за те плохие слова, которые вы с Лацисом писали в отношении такого замечательного человека, как Пётр Павлович Ершов! Ну, а если вы решите дать мне ответ, то, пожалуйста, не излагайте в нём теорий о спорном авторстве «Конька» (я их и так все знаю!), а лишний раз обратите внимание на то, что предметом моего обращения, а точнее возмущения, является издание вами «Конька» в урезанном на 211 строк виде, без правок и имени официально признанного автора.